Поединок
Путешествуя по самым потаенным уголкам России, я был на сто процентов уверен, что неплохо разбираюсь в таежной жизни. Хочешь — не хочешь, а когда география твоих путешествий простирается от Камчатки и Алтая до Ямала и Кольского полуострова, как-то сам собой набирается некоторый опыт. Однако жизнь все время подкидывает новые открытия. Одно из последних — охота на бурого медведя с помощью рогатины.
Как и любой горожанин ХХI века, я думал, что этот способ охоты уже давно канул в Лету. Но оказался не прав.
Когда я бродил по верховьям Печоры, в поселке Якша мне довелось увидеть какое-то странное копье, с большим — сантиметров сорок — наконечником. Одна грань наконечника копья была заточена, как бритва, но другая оставалась совершенно тупой.
На мой вопрос хозяину: «Что это я держу в руках? Неужели бердыш?» — охотник, смеясь, ответил, что это тунгусская «пальма», или по-русски «рогатина». Он пояснил мне, что без рогатины никогда не выходит в лес. И уж совсем она незаменима при охоте на медведя.
В тот момент я не поверил хозяину копья. Скажите, кто в здравом уме пойдет на медведя с рогатиной, оружием русских пехотинцев VIII века, когда существует целый арсенал огнестрельного оружия? Однако ходят. Даже сегодня в Сибири еще можно найти людей, которые ходят на медведя с рогатиной. Один на один. Они-то и называют себя охотниками, все остальные для них просто стрелки.
Рогатина
Прежде всего, мне хочется внести ясность в само понятие «рогатина». Большинство из нас уверены, что это такая палка с «двумя рогами на конце». Заблуждение! Откуда оно взялось, я расскажу немного позже, а пока несколько слов о самой «рогатине». Для охоты на медведя известны два вида русских рогатин и один вид туземной — «тунгусской», которая считается самой древней.
Устройство тунгусской рогатины незамысловато: кованый наконечник надевается на древко — «ратовище». Древко делается из черемухи либо рябины. Его длина равняется росту охотника, а толщина не больше четырех с половиной сантиметров. Для особой прочности, а также для того, чтобы оно не скользило в руках, ратовище покрывают лентами распаренной бересты.
Наконечник рогатины охотники называют «пером» или «пальмой». Он крепится при помощи горячей смолы к более толстой, комлевой, части древка. А на нижний конец копья надевают деревянный набалдашник, который зовется «пятка» или «вток».
Размер тунгусской «пальмы» очень редко превышает два метра, в то время как ее русская «сестра» бывает значительно больше.
Русская рогатина условно делится на «берложью» и для «охоты вдогонку». Берложья рогатина массивней. Ею защищаются от атакующего зверя. А рогатина для погони меньше и удобней. Она нужна, когда на медведя набрасываются собаки.
Наша рогатина отличается также от тунгусской пальмы еще и наличием металлической гарды у основания наконечника. Гарду охотники называют «поперечиной». И вот тут внимание! Вместо кованой гарды в средние века подвязывалась кожаными ремешками поперечина из рога. Отсюда и нынешнее название. Кроме того, чтобы кровь зверя не струилась по древку копья, ниже поперечины часто крепили султан из конского волоса.
Охотники победнее делали ратовище шершавым при помощи несложной поперечной резьбы. Но самым шиком в былые времена было позолоченное ратовище с резьбой по живому дереву. Для этого с молодого ствола снимали кору, наносили ножом резьбу, а после кору заматывали обратно. Надрезанные места быстро вздувались, образуя замысловатые бугры и узоры. Позже дерево рубили, шлифовали, заканчивали узор и уже только готовое ратовище покрывали золотом. Понятно, что такая рогатина была уделом лишь богатых и знатных.
Мифы о медведе
Иногда в книгах встречается более древнее русское название охотничьего копья — «рогтичя». Вероятно, что первые наконечники пики делались из оленьего рога, да так название и приклеилось.
В ХХ веке ренессанс охоты на медведя с помощью рогатины пришелся на 1937–1945-е годы. В это время советская власть, опасаясь вооруженного народа в глубинке, массово конфисковала американские винчестеры и японские орисаки. Поэтому сибиряки и взялись вновь за рогатины. Однако после войны домой вернулось целое поколение людей, которые уже не мыслили себя без огнестрельного оружия. Так была разорвана связь поколений, и опасная охота при помощи рогатины постепенно угасла.
В середине прошлого века в СССР появился госзаказ литераторам и кинематографистам на исторические произведения. Разумеется, обойти тему рогатины и охоты на медведя было невозможно.
Кто первый из недобросовестных иллюстраторов всунул охотнику в руки деревянные вилы, сегодня уже не определить. Но у наиболее въедливых цензоров немедленно возник вопрос: «А как могли люди валить медведя при помощи таких хрупких вил?» И вот тут началось создание самых нелепых мифов.
Наиболее распространенное заблуждение касается поведения медведя. Якобы хищник атакует человека на задних лапах. На самом же деле он молниеносно прыгает вперед с опущенной головой, выбрасывая перед собой лапу. А после удара, который сбивает с ног даже лошадь, он также мгновенно подтягивает жертву к себе. Когти медведя при этом легко разрывают самую прочную шкуру, рвут мясо и крушат кости.
Но у мифов другая логика. Исходя из нее, в тот момент, когда хищник «по обыкновению» бросается на вас на задних лапах, вилы надо просто упереть ему в горло и тут же нанести разящий удар ножом в сердце. Правда, встречаются вариации. Некоторые знатоки признаются, что медведь все же не всегда идет в атаку на задних лапах, и для того, чтобы он поднялся, необходимо подбросить перед ним шапку.
Тут может возникнуть законный вопрос: «Но ведь не из пальца же высосали эти образы столичные иллюстраторы?» И точно. Оказывается, уже в ХVI веке существовала русская забава выходить один на один с дрессированным медведем. На ограниченное высоким забором пространство выпускался медведь и человек. Зверю не хватало расстояния для стремительного броска, и он часто вставал на задние лапы, чтобы осмотреться. Тогда и начиналась сама забава.
На ярмарках русские богатыри боролись с дрессированным хищником по всем правилам. То есть делали зверю подсечки, кидали на спину и ловили шею медведя «в замок». Этим они веселили публику и зарабатывали деньги. Заметим только, что это были ручные, выращенные в неволе животные.
Перед охотой
Медвежья охота на Руси издавна делилась на «мясную» и «загонную». Мясная охота существовала исключительно для пропитания, а загонная — для потехи сановных гостей. Наиболее опасной и драматичной, конечно же, была мясная охота, которая приходилась обычно на первую половину зимы. Что объяснялось довольно просто: к концу спячки у медведя местами протиралась шерсть на шкуре, а сало на боках становилось тоньше. Такой трофей считался менее ценным.
Перед поединком охотники обязательно мылись в бане. Они готовились к возможной смерти, и потому хотели предстать перед Всевышним чистыми.
Охотники также братались, пуская по кругу чашу с пенной брагой — «братину». После этого они клялись друг другу в верности и обещали не испугаться в ответственный момент. Кроме того, свои планы они держали в глубокой тайне, и прежде всего, от женской половины дома. Как правило, количество охотников не превышало четырех человек.
Место будущей охоты было известно заранее. Охотник, который нашел берлогу, мог продать ее местонахождение за солидное вознаграждение. Впрочем, цена велика и сейчас: «показать берлогу» стоит в наше время приблизительно тысячу долларов. И это того стоит. Медведи устраивают свое зимнее жилище в самой непроходимой чаще, где его разыскать неимоверно трудно.
Находят же берлогу чаще всего во время охоты на белку. По «куржаку». Так называют изморозь, образующуюся от дыхания медведя на нижних ветвях кустов или деревьев. (Дышит медведь в снежной пещере через небольшое отверстие, «чело».) И как бы медведь ни прятал свое жилище, «куржак» хорошо заметен с расстояния нескольких десятков метров.
Если же охотник не собирался продать местонахождение зверя, то он попросту выкуривал его из берлоги и … убегал. Проснувшийся посреди зимы медведь никогда не оставался на прежнем месте, а отправлялся искать себе новую берлогу. В первую очередь он шел навестить своих товарищей. Благо, территории и места зимовок других медведей шатуны прекрасно знают. Понятно, что найти пустующее жилище шансов у шатуна было немного. Так, навестив всех медведей в округе, он обнаруживал их места зимовки для охотников.
Обнаружив берлогу, охотники задавали себе первый вопрос: «Как же выгнать оттуда зверя?» Для начала они осторожно обследовали жилище медведя. Главным образом, прочность берлоги. Если она была сделана на ровном месте из веток, мха и прочего мусора, то дела были плохи. Потому что медведь мог проломить свод берлоги и выскочить, где ему вздумается. В этом случае требовался дополнительный охотник, который отвечал за «путо». Так называлась прочная сеть из натурального волокна, которая набрасывалась на поверхность берлоги. Только потом охотники начинали выманивать зверя.
Чтобы выгнать медведя из берлоги, охотники рубили молодую ель и заостренным обожженным комлем тыкали сквозь «чело» в берлогу. А нащупав медведя, начинали крутить. Выступившая живица помогала накручивать шерсть хищника на комель. От боли медведь быстро просыпался, зверел и рвался сокрушить обидчиков.
Хотя иной раз медведь поступал иначе — просто вырывал жердь и затаскивал её в берлогу. Охотник из Эссо, что на Камчатке, со смехом вспоминал случай, когда медведь подряд вырвал такое количество жердей, что уже едва помещался в берлоге.
Если ничего не помогало, охотники собирали под снегом сухую траву, делали из нее ком, затем мочились на один ее бок, поджигали и швыряли «дымовую бомбу» к медведю. По словам охотников, столь радикальное средство не способен вытерпеть ни один зверь.
Проснувшись, медведь лишь на мгновение высовывает морду из берлоги и тут же прячется внутрь. Даже бывалые охотники удивляются той скорости, с которой он проводит рекогносцировку местности. Они говорят, что попасть в него из ружья в этот момент практически невозможно. А дальше медведь сам пулей вылетает из «чела» и, низко наклонив голову, прыгает на ближайшего охотника.
Коготь зверя
Абсолютно все охотники на медведя утверждают одно: никто из хищных зверей не способен так быстро двигаться и так быстро принимать правильные решения.
В атаке бурый медведь настолько стремителен, что удары его лап почти незаметны для человеческого глаза. А наличие в руках рогатины еще ничего не решает.
Выжившие после атаки медведя охотники рассказывают, что они даже не поняли, как он ее выбил, а отбитая ладонь еще с неделю ничего не чувствовала.
Ожидая броска зверя, охотник упирает рогатину пяткой в землю и для прочности прижимает ее к правой ступне. В этот момент главное не заробеть. Стоит сказать, что с рогатиной всегда стоит самый опытный охотник.
Весь расчет охотника построен на том, что медведь не будет отступать. И это верно. Инерция несет огромную тушу медведя на рогатину, охотник же отпрыгивает от раненого зверя в последнюю долю секунды. Если же медведь продолжает атаку и после этого, то человеку остается надеяться лишь на удачный выстрел товарища, свое мужество и охотничий нож.
В связи с тем, что медведь в атаке выбрасывает вперед лапу, стараясь содрать с человека скальп, а заодно и сломать ему шейные позвонки, со временем у сибиряков появились особо прочные меховые шапки и специальная подвеска охотничьего ножа.
Тяжелый кованый нож крепился спереди к поясу двумя ремнями параллельно земле. Если под тяжестью медвежьей лапы человек сгибался пополам, то у него еще оставался шанс выдернуть нож и вслепую нанести зверю несколько колющих ударов. Я сам встречался на Северной Сосьве с охотником-манси, которого однажды спас этот прием.
Самые отчаянные охотники, оставшись вмиг без рогатины, падают ничком перед медведем. При этом они пытаются попасть в «мертвую зону», и медведь уже не прыгает на человека, а старается обхватить его лапами. В эту секунду главное не растеряться, а распороть брюхо хищнику, что, впрочем, совсем не гарантирует спасения охотника.
О живучести сибирского медведя говорит, например, такой факт: в середине ХIХ века в Сибири был добыт зверь, в лопатках которого обнаружили три свинцовые пули, а под кожей лба хищник носил наконечник «пальмы»! Главным же амулетом всегда считался коготь крупного медведя, убитого на удачной охоте при помощи рогатины.
Древние обычаи
Убить медведя всегда было большой удачей. И у коренных народов Севера, и у русских охотников до сих пор считается, что мясо медведя нельзя есть в одиночку. Поэтому, добыв зверя, на пир собираются жители чуть ли не всей улицы деревни или стойбища. Оставшееся мясо суеверные русские охотники раздают по соседям. Себе же оставляют целебную желчь, шкуру и череп медведя. Череп, как и когти, используют в магических ритуалах. Его прибивают под коньком хлева в качестве оберега от злых таежных духов. Либо с той же целью вывешивают на колу возле дома. На этом, впрочем, общность обычаев заканчивается.
Многие коренные народы Сибири обязательно извиняются перед добытым зверем. Кладут ему в пасть сладкую траву и уверяют, что хотели всего лишь угостить его лакомством. Они просят, чтобы душа убитого медведя, вернувшаяся в тайгу, рассказала об этом остальным мохнатым сородичам. При этом мертвого медведя настойчиво убеждают, что его убили именно русские или какие другие инородцы, и свой гнев из загробного мира ему надо направить именно на них.
Большинство сибирских охотников суеверны и, убив тридцать девять медведей, останавливаются. Потому что считается, что сороковой медведь обязательно принесет охотнику смерть. Однако в Забайкалье это суеверие почему-то не прижилось, и здесь охотники убивали в течение жизни по шестьдесят, а то и по восемьдесят медведей.
Сибирские охотники уверяли меня, что медвежатина действует на человеческий организм «обновляюще», что, отведав медвежатины, даже старики становятся на время бодрыми и веселыми. Поэтому и приглашаются на пир отведать целебного мяса. А еще все охотники говорят об удивительной способности представителей малых народов во время пира набивать себе животы медвежатиной. Мол, трое хороших русских едоков не выстоят даже против хилого орочона! Но при этом отдают должное и мастерству туземных охотников, некоторые из которых способны одним ударом легкой «пальмы» срезать тонкий ствол дерева и, прежде чем комель коснется земли, успевают перерубить его в воздухе пополам.
Горбатов Вадим Алексеевич
Художник-анималист. Кандидат искусствоведения, член Союза художников России. Его работы включены в уникальный сборник Дэвида Трапнелла «Природа в искусстве – 300 лет анималистики».